Звезда Капшука «Комсомольская Правда» от 12 января 1986 г., спец. корр. В. Андриянов и П. Положевец. С. Карпыши, Киевская область - Москва. Большие спелые звезды светили прямо в глаза. Капшук повернулся в спальнике на правый бок, поправив заодно автомат в изголовье, и постарался представить ночное небо над Росавкой, в которую падают летучие зирочки — звезды. Пацанами они любили бегать за ними. Да разве догонишь тающую на лету звезду?! Рядышком в таких же спальниках засыпали ребята, поставив у ног, с той стороны, откуда мог напасть враг, десантные ранцы. Чуть слышно переступали часовые. Подумать только: год-два назад он никого из этих ребят даже не знал, а сейчас не было никого ближе. Собрать бы их всех однажды над Росавкой, у своих березок… Во сне он возвращался домой. Из аэропорта, не заезжая даже к сестре, примчался в Киев, на вокзал. Сел в электричке поближе к выходу, почти у самой двери. Дома его ждут через неделю-две, а он приедет раньше. И для всех неожиданно. Как Леня Сытник со службы, Виктор тогда шел с отцом в гараж и первым увидел Леню, сверкающего знаками солдатской доблести. Бросились навстречу друг другу, обнялись… Между тем электричка проскочила станцию. Кинулся к выходу: поздно. Теперь дольше придется топать. Еле дождался следующей остановки, выскочил на платформу, чемодан на плечо и быстро, почти бегом, через поле. Дотронулся до своих березок — и к дому. Там не светилось. Тихонько постучал в дверь. Спят. Подошел к окну. Щелкнул пару раз по стеклу. Проснулась мать: «И кто там по ночам шатается?». Сказала отцу: «Пойди открой». Отец поднялся, включил свет… Почему он такой яркий?… В напряженном свете ракет прорисовались растерянные чужие тени. Не ждали света! Выхватив из-под головы автомат, Виктор бросился в окоп. Эх, на самом интересном месте оборвали сон. Но теперь было не до снов. За ним, за ребятами в темноте притаился афганский кишлак. Накануне из бандитских формирований в кишлак вернулись пятьдесят человек. Они поняли свои заблуждения и честным трудом собирались искупить вину перед народной властью. В отместку душманы пригрозили вырезать вместе с ними весь кишлак. Солдаты знали: это не простая угроза. Жесточайший террор — ставка контрреволюции. Они видели взорванные школы, больницы, детей, оставшихся калеками, замученных женщин, стариков, даже мулл — и все это жертвы необъявленной войны, которую ведут против Демократической Республики Афганистан обученные и вооруженные ЦРУ банды душманов. Не прикрыть кишлак, не помочь его жителям, значит, отдать на растерзание бандитам еще сотни жизней. Так понимали свой интернациональный долг молодые солдаты, комсомольцы. После неудавшейся ночной вылазки душманы откатились. Но с рассветом бой возобновился. Отделение Капшука прикрывало позицию с тыла. На левом фланге у пулемета Калашникова Игорь Кавунский и Сергей Проценко, надежные ребята, сами просятся на задание: «Витя, бери с собой». На правом — с ручным пулеметом Юра Коротенко и Женя Сыса. Два Виктора — Капшук и Коваленко — заняли позицию в центре. На каждого из них Капшук мог положиться, как на самого себя. Знал: никто не подведет, никто не растеряется. Открыл огонь по атакующей цепи, — доложил Капшук по рации. Их атаковали большие силы. Душманы шли правильной цепью, охватывая сопку с двух сторон. — Витя, нас окружают! — крикнул Виктор Кавунский. С соседней высотки по ним ударили безоткатные орудия и гранатометы. Один снаряд разорвался совсем рядом. У Коваленко изо рта хлынула кровь. Капшука оглушило. Тонко просвистела пуля. Снайпер! — Отползаем на соседний скат. Всем пересчитать патроны. Для пулемета патронов уже не было, и Юра с Женей подтянулись поближе. Капшук зарядил последний «магазин». — Патроны на исходе. Веду бой в окружении, — доложил он командиру. — Вам направил подкрепление. — Пока не наблюдаю. Он не успел договорить и, раньше, чем увидел, услышал гул вертолетов. — Голуби, голуби, — повторял Виктор, — нахожусь под вами. Противник впереди меня за сопкой. — Поняли, ребятки, сейчас поработаем! Пройдут годы, станут ребята учителями или токарями, врачами или механизаторами, офицерами, учеными, но навсегда отложится в памяти и ночная тревога, и бой за безвестный кишлак, о котором несколько дней назад они даже не слышали. Для поколения Капшука, Гринчака, Корявина, Демченко, как и для поколения их отцов и дедов, нет чужого горя. «Прошу помочь мне попасть в Афганистан. Не хочу перечислять все, что могу, только очень прошу: помогите попасть в Афганистан. Александр Дегтяренко, Московская область». «Я закончила институт, работаю учительницей в деревне. Есть у меня и специальность: медсестра. Я очень хочу помочь ДРА! Очень!!! Собираю материалы об этой стране, внимательно слежу за прессой. Я склоняю голову перед патриотами Афганистана и перед солдатами, выполняющими свой интернациональный долг. Я тоже хочу выполнить свой долг, защитить малышей, учительниц, которых расстреливают душманы. В. Ахмедова, г. Али-Байрамлы, Азербайджанская ССР». «Я — коммунист, вступил в партию во время службы на Тихоокеанском флоте. Сейчас работаю, веду общественные дела, все делаю честно и добросовестно, но, я считаю, этого мало, если кто-то другой проливает кровь, защищая завоевания апрельской революции в Афганистане. Не хочу, чтобы во мне умерло сопереживание за других. Если это произойдет, во мне умрет коммунист, те святые ленинские принципы, без которых жить нельзя. В. Литвинов, Москва». Авторы этих писем и многих-многих других, которым просто не уместиться на газетной странице, — ровесники Виктора Капшука, внуки Победы, внуки победителей. Карапыши, одно украинское село, отдали Победе 446 жизней. Среди солдат, сложивших головы в справедливом бою, и оба Викторовы деда: Сидор Капшук и Ефим Литвин. Деда Литвина по-уличному звали Кобец, но чаще — тракторист. Он первым в селе сел на трактор. Деда Сидора война застала в Белой Церкви, совсем рядом. Но домой проститься он заехать не смог, ушел на фронт… Только фотографии остались, все в маленьких белесых пятнышках. Нина, дочка Ефима Литвина, как-то спросила у матери: «Что с ними?». «Слезы высохли, следы остались», — сказала та. Помнит Нина из детства: натоплена печь, на деревянной лопате круглая паляница. Сейчас мать брызнет на нее водой и посадит в печь. А потом ждешь хлеб, зажмурясь от дурманящего запаха пригоревшего теста. И, отхватив ломоть с пылу-жару, обжигаешь язык и губы, запивая студеной водой. Не съешь горячим, камнем станет. Бабушка Варвара говорит: «Тем куском человека можно было убить». Нине стукнуло четырнадцать, когда она, закончив семилетку, взяла себе группу коров. Доить-то умела. Но пятнадцать буренок — не одна. Прибежала в первый день с фермы, смотрела на свои руки и плакала. Они не слушались, пальцы не сгибались. А на окне лежит начатый рушник. Вышивала красно-черным крестиком, напевая: черная журба, печаль, а красная — любовь… Не дошила. Вернулись коровы с пастбища, и она снова пошла доить. Тот начатый рушник, наверное, помнил Виктор, когда выбирал матери подарок — вышитый платок: «Это вам, мама!» В тринадцать лет примут в колхоз и Дмитрия. Год он будет ходить в ездовых. А потом соберет нехитрые пожитки и направится в райком комсомола, чтобы уехать на целину. «Молодой еще, — скажут ему, — подрасти». Пойдет не домой — в «Заготзерно». Тут его и еще троих пацанов пошлют в Кустанай на элеватор. На один сезон. В Москве им придется ждать поезда целый день. Боясь опоздать, так и не выйдут из вокзала. На целине увидят горы хлеба. И ему захочется плакать. Он никогда не видел раньше столько. Будет стараться, чтобы ни одно зернышко не осталось в брезенте, не попало в траву. И будет стыдно ходить ногами по этим золотым осыпям пшеницы. И детям своим он сумеет передать это святое чувство уважения к хлебу и труду. Капшуки построят дом окнами на Росавку. Дмитрий Сидорович сделает все сам: выведет стены, поставит стропила, положит полы. Детей — старшую Ольгу, Виктора и младшего Колю они с женой учили обыденным вещам, но старались делать так, чтобы работа, часто и тяжелая, не была детям в тягость. Дмитрий Сидорович говорил сыну: помоги мне. И Виктор бросал мяч и шел с отцом. Работа была детям в охотку. Все выходило у них легко, без натуги. И никто не слышал никогда грубого слова, ни ворчанья, ни раздражения на жизнь. Чередой все трое ходили с матерью на ферму: понемногу учились доить, хотя Виктор сначала боялся коров. Но тогда же он преодолел свой первый — и последний — страх. На каникулах он шел в тракторную бригаду, хотя в школе есть и ученическая. Но ему хотелось взрослой работы. И он в бригаде прижился. Как лето, так и звонил бригадир в школу: отпустите нам Витю Капшука. Главное для него — помочь соседу. Комсомольцами ходили в Ольшанский лес. Работа не из легких. Хоть саженцы и маленькие, но ямки-то глубокие надо копать. И весь день согнувшись над землей, он сразу брал два рядка и говорил соседке: ты только притаптывай, я сам управлюсь. Когда выходили на работу, все девчонки в классе хотели стоять в паре с Виктором. Человек сам стоит свою судьбу. И расчет-то всегда у него один, чтобы жизнь получилась хорошей. Но расчет этот ничто, если нет твердой точки опоры. Потому-то Капшуки и учили детей трудиться в полную силу, не стесняться любой работы. Они жили так, чтобы дети понимали корни, на которых держится жизнь, держится государство. А корни эти, говоря словами Василия Александровича Сухомлинского, которого почитают в семье Капшуков: хлеб, труд и народ. В письме из части Виктор напишет: «Мам, а помогает ли Коля или только гоняет в футбол? Не жалейте его, давайте работу, пусть помогает. Если сейчас не привыкнет к нагрузкам, тяжело ему будет. У слабых перед трудностями опускаются руки. Они сдаются им. А потом век каются: как же я мог? Жизнь ведь не черновик, ее не перепишешь, как это письмо. Пусть учится хорошо. Держите ли корову? У отца язва — как без молока? Спасибо, что научили работать». Не поступив в военное училище в Ленинградской области, Виктор приехал домой. Сколько ребят и девушек остаются после неудачных экзаменов в чужих городах, пристраиваясь, кто дворником, кто лаборантом или сторожем. Надо иметь мужество, чтобы вернуться. И — ответственность чтоб не сесть на отцовскую шею. Первую зарплату принес отцу. «Спасибо, сынок!» — Дмитрий Сидорович положил ее в тумбочку, где лежали их общие деньги. А вечером, когда сели ужинать и мать налила наваристый борщ, отец скажет, что посоветовавшись с матерью решили: это тебе на магнитофон. На нем и запишут последний вечер перед уходом на службу. Не износили в этом доме лишних вещей, богатства не нажили. А вот детей вырастили на загляденье. В первых стычках с душманами Виктор держался поближе к Володе Поршневу, старшему сержанту, учился у него хладнокровию, выдержке в бою. Отслужив, Володя вернулся в родную Беларусь, а Виктор стал командиром боевой группы. И теперь, как раньше Поршнев, сам присматривался к другим, и, прежде чем заставить подчиненных что-то делать, показывал, как надо, как умеет сам. И к нему потянулись так же, как к Поршневу. И высшая степень доверия: «Возьми меня с собой! На задание возьми». В дальний кишлак шла колонна автомашин с продовольствием. Афганские товарищи попросили прикрыть ее. На помощь направили группу во главе с замполитом, лейтенантом Андреем Калмыковым. Лейтенант с рядовым Игорем Чугаем, выдвинувшись вперед, оценивал обстановку. В это время откуда-то из-за прикрытия ударил снайпер. Пуля ранила замполита в голову. Душманы бросились к нему. Игорь по радио сообщил об опасности. Вместе со старшим сержантом Хоменко (Хамко, прим. ред.) Виктор рванулся вперед, чтобы помочь Чугаю и Калмыкову. Бежали, стреляя на ходу. Виктор остановился на мгновение, чтобы перезарядить автомат, и тут же вражеская пуля сразила друга. — Василь, Василь! — подбежал к нему Капшун. На помощь спешил санинструктор Гена Оников, но помощь Хоменко уже не потребовалась. А душманы приближались к Калмыкову. Прицельным огнем бойцы отогнали их и вынесли из-под пуль Калмыкова и Хоменко (Хамко, прим. ред.). Из вертолета, опираясь на руки своих ребят, лейтенант в последний раз увидел землю… Лейтенант Андрей Калмыков, старший лейтенант Юрий Лапушко, капитан Виктор Татауров (прим.- вероятно, Радчук?), майор Анатолий Турулов — каждый из них передал Виктору частичку своей души, своего понимания жизни. «В армии на командиров и товарищей мне повезло», — скажет позже Виктор. За этой сдержанной солдатской оценкой стоит очень многое. Он видел, как смел и собран в бою Лапушко. Как заботлив, человечен Татауров. Как настойчив, надежен, любим солдатами майор Турулов, кавалер орденов Ленина и Красного Знамени, медали «За боевые заслуги». Он не позволял никому зря рисковать. Наверное, пример этих людей утвердил Виктора в давнем решении — стать офицером. И коммунистом. По дороге домой, отложив все дела, он завернул в подмосковный городок, в семью своего командира и ровесника — Андрея Калмыкова. Мама командира встретила его, как родного сына. — Я горжусь Андреем, — сказала она, — горжусь вами, ребята… Дома, в селе, у дворца культуры, Капшука уже ждали. Играл школьный духовой оркестр. От крыльца до входа в большой зал двумя шеренгами стояли пионеры в белых рубашках и красных галстуках. Виктор шел и смотрел на ребят, удивляясь, как быстро они подрастают. Вот Игорек Калиниченко, он был первачком, когда Виктор шел в десятый и Виктор поздравлял его… А зал?! Как вместил их зал столько людей? Заняты все места до самого верхнего ряда. Забиты проходы. Мальчишки толпятся у сцены. И девушки в украинских вышитых костюмах, с разноцветными лентами низко склоняются перед ним: Примите, Виктор Дмитриевич, этот пышный караван из пшеницы родных полей. — Поднялся зал, как один человек. И звякнули в полной тишине боевые награды ветеранов. Два года назад в этом же зале они провожали призывников. Был среди них и Виктор. Секретарь колхозного парткома Алексей Захарович Гура зачитал наказ будущим солдатам, вручил подарки. Обычная вроде бы вещь, везде так провожают… Не везде, однако. После торжественных проводов к дому призывникам подают автобус. Капшуку выпало уезжать из села в пять часов утра. Ровно в пять подошел автобус, взял родных, друзей. Человек отправляется исполнять почетную обязанность, священный долг — вот с каких государственных позиций смотрели и смотрят на проводы призывников в колхозе имени Щорса. Пишем об этом, потому что в редакционной почте немало других примеров. То призывников заставляют ждать отправления на полуночной дороге, то собирают в совершенно неприспособленном помещении, то не находят добрых слов напутствия… На сцене Дворца культуры знакомы каждому из нас с детства слова: «В жизни всегда есть место подвигу». Да, место-то есть всегда. Но всегда ли мы готовы занять его? Об этом мы думали на встрече Капшука со старшеклассниками в родной школе. Видно, и Виктор думал об этом. — Было ли вам страшно? — Было. Но я смог подавить страх. А можно мне спросить: кто лучше всех стреляет в школе? Поднялся паренек: — У меня первое место в районе. — Рад за тебя, Коля Пастушенко. — А кто быстрее всех бегает? Тоже Коля. — А кто в военные училища собирается поступать? Поднялись руки — одна, вторая, третья, четвертая… — Твой любимый герой? — До армии у меня была героиня, — он повернулся влево, — Татьяна Евдокимовна Евдокимова. Классная руководительница улыбнулась: — Изменил уже… Ей писал Капшук из армии: «Служба моя идет хорошо. Раньше я Вас иногда подводил со своими отметками. Но на службе не подведу. Обещаю, Вы будете мной гордиться». — Нет, не изменил, — продолжает Капшук, — но в армии я прочитал о Герое Советского Союза Юрии Васильевиче Бабанском… — Виктор, если бы тебе в день увольнения сказали, что можно остаться еще, по твоему выбору, добровольно? — Скажу по правде, остался бы. В конце июня они высадились в горном массиве, где в ущелье бандиты оборудовали базу. Подходы к ней прикрывали опорные пункты, на господствующих высотах стояли безоткатные орудия. Выдвигаясь к месту боя, Виктор заметил двух душманов. — Отрезай им дорогу справа, бери живыми, — приказал командир. Виктор отрезал. Взял. Привел. Но не двух… А девятерых. Пленные показали, как заминировано ущелье, где проходят провода к фугасам. Саперы перерезали их, а к концам подключили лампочки. В ходе боя сигнальные лампочки зажигались четыре раза — четыре раза душманы пытались взорвать подходы. — Какие черты характера вы больше всего цените в человеке, и какие больше всего ненавидите? Ценю надежность, а ненавижу, когда в глаза говорят одно, а за спиной другое. Двойников ненавижу… У него есть на это право — его убеждения выстраданы, проверены огнем. Когда в бою на шоссе упал старший лейтенант Александр Алейников, первым, попросив прикрыть себя, бросился Капшук. Потерявшего сознание офицера он вынес из-под пуль, прикрывая собой. В ложбинке Капшук, уложив командира на землю, наклонился чтобы перевязать его, и в этот миг рядом просвистела очередь. — Я почувствовал даже, как под каской зашевелились волосы, — скажет нам позже Виктор. Резко повернувшись он увидел на дувале бандита. И дал длинную очередь… Между тем, положение Алейникова становилось все хуже. Его переправили на командно-наблюдательный пункт. А задачу надо было выполнять. И еще двое суток наши бойцы помогали афганским товарищам, пока не подошло подкрепление. Когда-нибудь он, Герой Советского Союза, кавалер Почетного знака ВЛКСМ, расскажет об этих днях и ночах подробнее, пока же рассказ краткий, с неизменной капшуковской концовкой: «Вот и все». Из Афганистана он привез альбом, в котором оставили свои напутствия однополчане. Эти солдатские альбомы берегут как зеницу ока. Витя достал из шкафа свой. Записи капитана Радчука, харьковчанина Вити Коваленко, Сергея Михайлова из Чебоксар, Жени Савушкина из липецкой деревни, Коли Визиря из Молдавии, Саши Забродина из Тюмени — а всего 24 записи — сливаются в одно коллективное письмо. «Витек! Мы все мечтали о том, как вернемся домой. И как нас встретит родной дом, как выйдет на порог мать или отец, что скажет любимая. Этот день настал. Мы расстаемся — пора домой. По правде, говоря, расставаться трудно». «Служба научила нас тому, чему не учат ни в каких университетах. Научила нас выдержанности и решительности. Закалила, проверила на прочность. Не только физическую, но и нравственную. Служба научила нас дружбе, мужской, серьезной, скупой на слова. Ты — настоящий друг. Потому что, когда нужно было помочь, ты не думал о себе — бросался вперед». «А что тебе пожелать? Чтобы все твои мечты сбылись. И будь в жизни таким, каким ты был эти два года. Живи не для себя, для других — это главное. Желаю также стать тебе хорошим офицером. И, конечно же, встретить любимую девушку, которая станет не только женой, и другом на всю жизнь. И чтоб родились у тебя двойняшки». «Не забывай своих боевых друзей. Если будешь в моих краях, заходи. Двери моего дома всегда открыты для тебя. Когда-нибудь мы все вместе соберемся и вспомним по часам нашу службу. Будь счастлив, мой боевой командир!» Сколько таких альбомов хранится уже по всей стране, в квартирах больших городов и рабочих поселков, в сельских хатах! В Карапышах мы насчитали пять. С обладателем одного из них, Леонидом Сытником, Виктор Капшук встретился на улице. Разговорились о том, о сем, Леонид сказал, что бережет военную форму. Леня — колхозный электрик, молодой коммунист. В соседнем селе Пустовиты работает завучем школы Саша Чалый — из Афганистана он вернулся с медалью «За отвагу». На станции Мироновка трудится оператором кавалер ордена Красной Звезды Петр Батич… В жизнь вошло поколение воинов-интернационалистов. Думается, в комсомольских организациях еще не осознали это явление, не поняли, каким ильным пополнением наставников, комиссаров молодежи мы теперь располагаем. Собираясь в армию, Виктор принес домой два деревца. Яблоньки? — спросила мать. — Яблоньки или груши? Нет, — ответил сын, — березки… Пусть растут. Письмо задержится в пути, а деревца пошелестят вам листиками, пошепчут веточками, считайте, что со мной все в порядке. Начали копать у дороги. Но мать передумала: а вдруг дети сломают, или скотина обгрызет, или машину зимой занесет. Не годится. И они перешли в огород, спускающийся к Росавке. Там на берегу и посадили. Прижились березки. Шумят над речушкой, в которую жаркими ночами падают звезды. И бегут за ними мальчишки. Догонят?
